Неточные совпадения
В каморку постучалися.
Макар ушел… Сидела я,
Ждала, ждала, соскучилась.
Приотворила дверь.
К крыльцу
карету подали.
«Сам
едет?» — Губернаторша! —
Ответил мне Макар
И бросился на лестницу.
По лестнице спускалася
В собольей шубе барыня,
Чиновничек при ней.
— Петр, останови
карету. Я
еду в Петербург, — сказал он лакею.
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя на землю. «Это что? кто-то
едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которой он шел,
ехала четверней
карета с важами. Дышловые лошади жались от колей на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший на козлах, держал дышлом по колее, так что колеса бежали по гладкому.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не
ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью
карету Яшвина и велел
ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная
карета была просторна. Он сел в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
— Со мной? Со мной счастье! — сказал Левин, опуская окно
кареты, в которой они
ехали. — Ничего тебе? а то душно. Со мной счастье! Отчего ты не женился никогда?
Решено было, что Левин
поедет с Натали в концерт и на публичное заседание, а оттуда
карету пришлют в контору за Арсением, и он заедет за ней и свезет ее к Кити; или же, если он не кончит дел, то пришлет
карету, и Левин
поедет с нею.
― Отлично,
едем! Узнай, приехала ли моя
карета, ― обратился Степан Аркадьич к лакею.
Только это заметил Левин и, не думая о том, кто это может
ехать, рассеянно взглянул в
карету.
Только первое время, пока
карета выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только
карета выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и спросил себя, хорошо ли он делает, что
едет к Анне.
— Но ей всё нужно подробно. Съезди, если не устала, мой друг. Ну, тебе
карету подаст Кондратий, а я
еду в комитет. Опять буду обедать не один, — продолжал Алексей Александрович уже не шуточным тоном. — Ты не поверишь, как я привык…
— Нет, не раскладывайте до завтра, и
карету оставить. Я
поеду к княгине.
Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я — как человек, зевающий на бале, который не
едет спать только потому, что еще нет его
кареты. Но
карета готова… прощайте!..
Всякий раз, как я на нее взгляну, мне все кажется, что
едет карета, а из окна
кареты выглядывает розовое личико.
Наконец за
каретами следовало несколько пустых дрожек, вытянувшихся гуськом, наконец и ничего уже не осталось, и герой наш мог
ехать.
И скоро звонкий голос Оли
В семействе Лариных умолк.
Улан, своей невольник доли,
Был должен
ехать с нею в полк.
Слезами горько обливаясь,
Старушка, с дочерью прощаясь,
Казалось, чуть жива была,
Но Таня плакать не могла;
Лишь смертной бледностью покрылось
Ее печальное лицо.
Когда все вышли на крыльцо,
И всё, прощаясь, суетилось
Вокруг
кареты молодых,
Татьяна проводила их.
— Не знаю, — отвечал он мне небрежно, — я ведь никогда не езжу в
карете, потому что, как только я сяду, меня сейчас начинает тошнить, и маменька это знает. Когда мы
едем куда-нибудь вечером, я всегда сажусь на козлы — гораздо веселей — все видно, Филипп дает мне править, иногда и кнут я беру. Этак проезжающих, знаете, иногда, — прибавил он с выразительным жестом, — прекрасно!
Когда перевозить туда мой будут дом,
Тогда под музыкой с приятелями в нём,
Пируя за большим столом,
На новоселье я
поеду, как в
карете».
Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала в той же придворной
карете. Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами, на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно. В тот же день Марья Ивановна, не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно
поехала в деревню…
Делать было нечего: Марья Ивановна села в
карету и
поехала во дворец, сопровождаемая советами и благословениями Анны Власьевны.
— Я сам был свидетелем, я
ехал рядом с Бомпаром. И это были действительно рабочие. Ты понимаешь дерзость? Остановить
карету посла Франции и кричать в лицо ему: «Зачем даете деньги нашему царю, чтоб он бил нас? У него своих хватит на это».
С кладбища Клим
ехал в
карете с матерью и Спивак; мать устало и зачем-то в нос жаловалась...
— Точно что дурак, — подтвердила Анисья, — он и за
каретой когда
едет, так словно спит.
— Так что же? А это разве ничего, что мы видим друг друга, что ты зайдешь в антракте, при разъезде подойдешь, подашь руку до
кареты?.. Извольте
ехать! — повелительно прибавила она. — Что это за новости!
— Как это вы делали, расскажите! Так же сидели, глядели на все покойно, так же, с помощью ваших двух фей, медленно одевались, покойно ждали
кареты, чтоб
ехать туда, куда рвалось сердце? не вышли ни разу из себя, тысячу раз не спросили себя мысленно, там ли он, ждет ли, думает ли? не изнемогли ни разу, не покраснели от напрасно потерянной минуты или от счастья, увидя, что он там? И не сбежала краска с лица, не являлся ни испуг, ни удивление, что его нет?
Однажды бабушка велела заложить свою старую, высокую
карету, надела чепчик, серебристое платье, турецкую шаль, лакею велела надеть ливрею и
поехала в город с визитами, показывать внучка, и в лавки, делать закупки.
Папашу оставляли в покое, занимались музыкой, играли, пели — даже не брали гулять, потому что (я говорю тебе это по секрету, и весь Петербург не иначе, как на ухо, повторяет этот секрет), когда
карета твоей кузины являлась на островах, являлся тогда и Милари, верхом или в коляске, и
ехал подле
кареты.
Вы сходили с лестницы, чтобы сесть в
карету и куда-то
ехать; в Москву вы прибыли тогда один, после чрезвычайно долгого отсутствия и на короткое время, так что вас всюду расхватали и вы почти не жили дома.
Часов в десять-одиннадцать, не говоря уже о полудне, сидите ли вы дома,
поедете ли в
карете, вы изнеможете: жар сморит; напрасно будете противиться сну.
Позавтракав, мы послали за
каретами и велели
ехать за город.
Все бежит, прячется, защищается; европейцы или сидят дома, или
едут в шлюпках под тентом, на берегу — в
каретах.
Вот выступают, в белых кисейных халатах, персияне; вот парси с бледным, матовым цветом лица и лукавыми глазами; далее армянин в европейском пальто; там
карета промчалась с китайцами из лавок в их квартал; тут англичанин
едет верхом.
Англичанин — барин здесь, кто бы он ни был: всегда изысканно одетый, холодно, с пренебрежением отдает он приказания черному. Англичанин сидит в обширной своей конторе, или в магазине, или на бирже, хлопочет на пристани, он строитель, инженер, плантатор, чиновник, он распоряжается, управляет, работает, он же
едет в
карете, верхом, наслаждается прохладой на балконе своей виллы, прячась под тень виноградника.
Тучи в этот день были еще гуще и непроницаемее. Отцу Аввакуму надо было
ехать назад. С сокрушенным сердцем сел он в
карету Вандика и выехал, не видав Столовой горы. «Это меня за что-нибудь Бог наказал!» — сказал он, уезжая. Едва прошел час-полтора, я был в ботаническом саду, как вдруг вижу...
Здесь делают также карты, то есть дорожные капские экипажи, в каких и мы
ехали. Я видел щегольски отделанные, не уступающие городским
каретам. Вандик купил себе новый карт, кажется, за сорок фунтов. Тот, в котором мы
ехали, еле-еле держался. Он сам не раз изъявлял опасение, чтоб он не развалился где-нибудь на косогоре. Однако ж он в новом нас не повез.
Тут, во время службы в Сенате, его родные выхлопотали ему назначение камер-юнкером, и он должен был
ехать в шитом мундире, в белом полотняном фартуке, в
карете, благодарить разных людей за то, что его произвели в должность лакея.
Обер-кондуктор с блестящими галунами и сапогами отворил дверь вагона и в знак почтительности держал ее, в то время как Филипп и артельщик в белом фартуке осторожно выносили длиннолицую княгиню на ее складном кресле; сестры поздоровались, послышались французские фразы о том, в
карете или коляске
поедет княгиня, и шествие, замыкающееся горничной с кудряшками, зонтиками и футляром, двинулось к двери станции.
Карете своей адвокат велел
ехать за собой и начал рассказывать Нехлюдову историю того директора департамента, про которого говорили сенаторы о том, как его уличили и как вместо каторги, которая по закону предстояла ему, его назначают губернатором в Сибирь.
Раз как-то пришлось мне
ехать с ним вдвоем в
карете за город.
На другой день, когда
ехали в оперу в извозничьей
карете (это ведь дешевле, чем два извозчика), между другим разговором сказали несколько слов и о Мерцаловых, у которых были накануне, похвалили их согласную жизнь, заметили, что это редкость; это говорили все, в том числе Кирсанов сказал: «да, в Мерцалове очень хорошо и то, что жена может свободно раскрывать ему свою душу», только и сказал Кирсанов, каждый из них троих думал сказать то же самое, но случилось сказать Кирсанову, однако, зачем он сказал это?
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что сидит она под окном и видит: по улице
едет карета, самая отличная, и останавливается эта
карета, и выходит из
кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они к ней в комнату, и дама говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
— Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка, —
ехала она в
карете в шесть лошадей, с тремя маленькими барчатами и с кормилицей, и с черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: «Сидите смирно, а я схожу на кладбище». А я было вызвался довести ее. А барыня сказала: «Я сама дорогу знаю». И дала мне пятак серебром — такая добрая барыня!..
Молодые сели вместе в
карету и
поехали в Арбатово; туда уже отправился Кирила Петрович, дабы встретить там молодых.
Но Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под уздцы, и все
поехали в сторону, оставя
карету посреди дороги, людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли крови в отмщение за кровь своего атамана.
В четвероместной
карете «работы Иохима», что не мешало ей в пятнадцатилетнюю, хотя и покойную, службу состареться до безобразия и быть по-прежнему тяжелее осадной мортиры, до заставы надобно было
ехать час или больше.
Отец мой вовсе не раньше вставал на другой день, казалось, даже позже обыкновенного, так же продолжительно пил кофей и, наконец, часов в одиннадцать приказывал закладывать лошадей. За четвероместной
каретой, заложенной шестью господскими лошадями,
ехали три, иногда четыре повозки: коляска, бричка, фура или вместо нее две телеги; все это было наполнено дворовыми и пожитками; несмотря на обозы, прежде отправленные, все было битком набито, так что никому нельзя было порядочно сидеть.
В половине 1825 года Химик, принявший дела отца в большом беспорядке, отправил из Петербурга в шацкое именье своих братьев и сестер; он давал им господский дом и содержание, предоставляя впоследствии заняться их воспитанием и устроить их судьбу. Княгиня
поехала на них взглянуть. Ребенок восьми лет поразил ее своим грустно-задумчивым видом; княгиня посадила его в
карету, привезла домой и оставила у себя.
Когда мы
ехали домой, весть о таинственном браке разнеслась по городу, дамы ждали на балконах, окна были открыты, я опустил стекла в
карете и несколько досадовал, что сумерки мешали мне показать «молодую».
…Пора было
ехать. Гарибальди встал, крепко обнял меня, дружески простился со всеми — снова крики, снова ура, снова два толстых полицейских, и мы, улыбаясь и прося, шли на брешу; снова «God bless you, Garibaldi, for ever», [Бог да благословит вас, Гарибальди, навсегда (англ.).] и
карета умчалась.
Губернатор Рыхлевский
ехал из собрания; в то время как его
карета двинулась, какой-то кучер с небольшими санками, зазевавшись, попал между постромок двух коренных и двух передних лошадей. Из этого вышла минутная конфузия, не помешавшая Рыхлевскому преспокойно приехать домой. На другой день губернатор спросил полицмейстера, знает ли он, чей кучер въехал ему в постромки и что его следует постращать.
— Позвольте, я ничего не понимаю, у вас
карета, а
едете — вы сосчитайте — генерал, вы, Менотти, Гверцони, Саффи и Мордини… Где вы сядете?